Лагерь Асбест. 1

Было начало второй половины дня. Поезд остановился, и до меня донесся совсем слабый крик охраны. Задвижка дверей вагона открылась со стуком, и я услышал уже известные слова: " Dawai! Dawai! Dawai! ".

Я не мог встать на ноги, лишь почувствовал, как на меня наступили деревянным ботинком; затем потащили и бросили вниз. Едва ощутил твердость дорожного щебня и снова потерял сознание. Ясно вспоминаю, что кто-то плеснул мне в лицо водой. Я находился рядом с теми, которые лежали на траве, недалеко от дороги. Русские и военнопленные жужжали вокруг меня. Я видел, как откладывали мертвецов и отделяли ходячих от лежачих. В этом состоянии я еще не знал, что мы находимся в Асбесте. Я закрыл глаза. Не было уверенности, что наша транспортировка закончилась. Попытка поставить меня на ноги не удалась. Другой военнопленный обратился ко мне, и в его словах услышал я грубое сочувствие. Он говорил мне: "Эти выблядки! Что они только сделали с вами? Ты можешь встать?". Когда он увидел, что я слаб, произнес: "Держись! Тебя везут в лагерь! Держись!". Прошло, пожалуй, часа два, до того времени, когда подъехали грузовые автомашины.

Меня погрузили в кузов после того, как дали воды и таблетку. Затем ожидание перед большими воротами лагеря. Русский часовой кричал с вышки вниз: "Гитлер капут! Войне капут!". Затем он изобразил покушение на Гитлера, из чего, по его мнению, следовало, что война заканчивается. То, что мятеж офицеров был неудачным, кажется, еще не было известно. Я, по крайней мере, прилива радости не ощутил.

Грузовой автомобиль ехал вдоль лагерной улицы, остановившись возле длинного барака. Я различил большой красный крест с зеленым полумесяцем и надпись, которую не мог прочитать. Таблетка подействовала, так как я ощутил в себе бодрость. Чьи-то руки положили меня на носилки и занесли в помещение. Я видел только деревянный стол, так как был не было сил приподняться и осмотреться. На этот раз ожидание продолжалось не так долго. Когда я попал в ряд, то увидел перед собой русскую, которая стянула с меня грязную гимнастерку и рубашку, прослушала меня, посветила в глаза и измерила пульс. То, что одетая в белое диктовала писарю, я не понимал. Понял только, что после моего имени писарь поставил "собачий знак". Потом другой работник обыскал мои одичавшие волосы на голове, под мышками и на груди на предмет наличия вшей. Укол шприца в предплечье - и контуры быстро расплылись вокруг меня, я провалился в глубокий сон. Проснулся только на следующий день. Я был удивлён тем, что смог подняться. Когда встал на ноги, двое, поддерживающих меня, повели длинным коридором в моечное помещение, и, при их помощи, я стоял под душем. Это сделало меня совершенно чистым. Великолепно, я снова мог стоять и сам пройти половину пути, даже если и взял в помощники стену. То, что я был гол и носил лишь связанные и одетые на шею деревянные ботинки, осознал постепенно. Позднее узнал, что все, что мы носили на себе, было брошено в кучу и сожжено.Следующей станцией был барак, стоящий поперек. Вместе с другим товарищем по несчастью, какими нас создал бог, был посажен на табуретку и ждал, до тех пор, пока русская с ножницами и бритвой не подошла ко мне. Она сунула в руку маленький кусочек коричневого, сального мыла и дала понять, что я должен обмакнуться в тазе с водой и намылиться. Я начал с бороды, однако, она, размахивая ножницами, закричала "Njet! Njet! " и показала на мои волосы на голове, спутанные и свисавшие с затылка. Треск, треск - щипали ножницы, и мое великолепие волос, включая вшей, упало на землю. О нормальном намыливании речь не могла идти, это была больше пачкотня. Затем русская - я думаю ей было лет 30 -35 - начала бритьё головы. Это не было ласково! Либо бритва была уже тупая, либо зазубренная. Чувство обритого черепа было ново для меня; когда я провел по нему рукой, то ощутил кровавые дорожки. Тяжело было вытерпеть бритьё под мышками, даже если она делала это осторожно. Она дергала мои волосы на груди, смеялась и говорила: " Choroscho! Хороший мужик! " Душное оцепенение охватило меня, когда дело дошло до моих волос стыда - меньше от стеснения, больше от страха перед тупой бритвой. Русская бесцеремонно потянула мой пенис вниз и брила так долго, до тех пор пока ни стало не одного волоса. Моё "Spasibo" она получила со смехом, который меня сильно задел.

(Продолжение следует)

Фритц Кирхмайр  "Лагерь Асбест", Berenkamp, 1998 
ISBN 3-85093-085-8