Лагерь Асбест. 15
(Продолжение)
Первое Рождество в плену 2
Я искал начало молитвы, но я не мог молиться, даже для себя самого. Я падал во тьму и хотел умереть, просто уснуть, быть мертвым. Сосед с левой стороны - я слышу его плач. Я также хотел этого, однако, не мог; мои глаза стали сухими очень давно, но я не спорил с участью, я думал, прежде чем возьмет сон: котлован, жгучий мороз, лом и молот. Борьба за выживание. Три креста выше меня: "Продолжай жить! Родина также страдает! ".
Рождество 1945 и 1946: посреди лагерного плаца стояла могучая высокая лиственница, иллюминированная огнями, и на вершине дерева светящаяся красная советская звезда, не звезда Вифлеема, но звезда тщеславной победы и земной власти; издевка, которая задевала мою душу в высшей степени.
Никогда не узнаем, кто прикрепил записку на ствол. Большими буквами слова: ДЛЯ РАБОВ НЕТ РОЖДЕСТВА, ТОЛЬКО ЛИШЬ СМЕРТЬ!
Новый год стучал в двери бункера. В течение декабря месяца сэкономленный мной от желудка хлебный мякиш, несколько поднимал настроение новогоднего вечера. Я отделял страшный год 1944 и "праздновал" победу жизни. Я выжил! Мое тело выжило, но не моя душа, всё ещё свирепствовала голодная и холодная смерть. Мы, будучи живыми, узнали изменение тела и души. Моя вера была ещё не горячей, но мерцал огонь надежды.
Вокруг меня была темнота неизвестности, под вопросом наступающий год, продолжение жизни. В комендатуре русские громко праздновали предстоящую победу, опьяненные водкой.
В лагере были антифашисты, которые продались русским, частично из политических убеждений, частично, - и это, пожалуй, большинство, из эгоистичноматериальных соображений; принадлежали они к той самой "иерархии лагеря", со всеми властными преимуществами. Они были больше известны под именем "АНТИФА". Я слышал ещё на фронте через установленные динамики их неуклюжие обещания и призывы к перебегу.
В лагере VIII имелось пять таких юношей, находящихся в руках комиссара лагеря, которые управляли шпионами и распространяли пошлые лозунги и историческую ложь. Они развивали политическое давление и пытались целенаправленно влиять на товарищей. "Печаль, если они освобождены ...!". Их поиск жертв был избирателен. С простыми Plennyi (пленными) они имели легкую игру, но не всегда их искали. Интереснее для них были люди с хорошим или высоким образованием. Они тянули и меня в свои объятья. Неохотно вступал я в дискуссии, которые переходили достаточно часто в споры. Среди людей АНТИФА были фанатики, но плохо обученные, как агитаторы, возможно и любившие свое отечество; также были и мечтавшие о социалистических преобразованиях. Чертовщина и колдовство Советов сбили их с пути в болото самообмана, оппортунизма и предательства.
По советскому пониманию мы все принадлежали к прислужникам национал-социализма-фашизма, к реакционной буржуазии. В их глазах мы были приобретателями выгод капитализма, убийцами и разбойниками, которые напали и разграбили миролюбивый Советский Союз.
Среди антифашистов имелись также убежденные коммунисты, которые не были готовы с оружием в руках бороться против Советского Союза за свое собственное отечество. Еще можно было уважать эту установку, так как там было видно большое персональное мужество и последовательность, ведь они делали очень трудный выбор, по сравнению со слепыми, соглашающимися со всем.
Они, правда, не показывали свое внутреннее разочарование по отношению к реальной советской системе, но в частных разговорах с ними проскальзывало, все же, некоторое критическое слово.
Также, средство информации - фильмы, - предназначались для целей пропаганды. В связи с ночными сменами на асбестовой мельнице, я, в основном, ускользал от политического давления. Я вспоминаю лишь о двух фильмах, и жаль, так как они вызвали широкое обсуждение. Лента киножурнала: Красная площадь в Москве, парад победы; украшенный орденами советский маршал с гордым видом едет верхом перед мавзолеем Ленина и докладывает о параде Сталину. Затем красноармейцы бросают, - как очевидный знак унижения - знамена полков и дивизий немецкого вермахта, в том числе исторически почитаемые знамена Хоенфридберг, Россбах, Ватерлоо, Марс-ла-Тоур и Скагерак, на каменную мостовую Красной площади. Я воспринимал просмотренное, вероятно, по-другому, чем те, которые все еще связывали немецкое солдафонство с честью и славой. И, все же, я ощущал горький привкус, когда видел, как захваченные знамена придавались стыду и уничтожению.
(Продолжение следует)
Фритц Кирхмайр "Лагерь Асбест", Berenkamp, 1998
ISBN 3-85093-085-8