Новое
«Меня все считали идиотом и тряпкой»: Евгений Гришковец о неудачной эмиграции в Германию и возвращении на родину
Евгений Гришковец, уроженец города Кемерово, последние 27 лет живёт в Калининграде. Однако его жизнь могла сложиться по-другому: в 1988 году он вернулся со службы в Тихоокеанском флоте и решил перебраться на Запад. Оказавшись в Германии, драматург понял, что не готов ходить в статусе эмигранта до конца жизни. В недавнем интервью Светлане Бондарчук он рассказал о неудачной попытке переезда и скором возвращении на родину.
«У всех было было очень много иллюзий по поводу того, что в Европе нас всех ждут. А как тут визу получить? Ну никак. Абсолютная авантюра. У нас за год до этого в Кемерово были немцы из ГДР, они приезжали работать. И мы познакомились с этими ребятами. А потом ГДР закончилась, стену снесли, но ещё можно было в девяностом году приехать с обычном советским загранпаспортом без визы. Мне пришла в голову коварная мысль приехать в ГДР и перейти в ФРГ. Мы прибыли в ГДР, когда уже американцы, англичане убрали с пропускных пунктов своих военных. То есть чекпойнт Чарли, знаменитый американский пропускной пункт между Восточным и Западным Берлином, был пуст», — рассказал Гришковец.
Потом он узнал, что можно прийти в голландское представительство Красного креста, рассказать о мучениях на родине и получить документы на проживание: «Мне было стыдно и неудобно говорить так, потому что мне не было плохо в Кемерово. И в Советском Союзе мне тоже не было плохо. Я просто хотел, чтобы было ещё лучше. Мне же было там 23 года. И вот они внимательно выслушали. Я говорил, что да, вот мне грустно, я еврей, есть антисемиты. И они говорят: "А как часто вы ходили в синагогу?" И я так радостно сказал: "Я ни разу в жизни не был в синагоге!» Потому что мне не нужно было врать. Они говорят: "Почему?" Я говорю: "А в Кемерово нет синагоги!" Они меня пожалели, после этого забрали документы и выдали временную бумагу о пребывании. И дальше я мог двигаться уже».
Чтобы заработать на жизнь, Евгений наносил на себя серебряную краску и стоял неподвижно на улице, как будто он памятник, изредка оживая и тем самым развлекая прохожих. На заработанные деньги он мог позволить купить себе еду и одежду, а также помогать финансово таким же эмигрантам, как он сам. Были и другие способы заработка: «Ещё мы подрабатывали тем, что покупали в супермаркете пиво, заходили в кафе вечером и просили отдать оставшийся лёд, который там для рыбы, например, был. Они давали нам лёд, мы всыпали его яму, ну и за ночь пиво охлаждалось. И с утра в воскресенье мы в парке продавали это пиво в несколько раз дороже».
Однако как только Евгений получил документы и удостоился права легально находится на территории Германии, необходимость в этом отпала: «Я сразу же осознал, что всё, я тут навсегда. В свои 23 года я отчётливо понял, что неважно, сколько быть эмигрантом, всю жизнь или одну минуту, так будет навсегда. И я ужаснулся тому, что я совсем не хочу здесь быть. И я сразу же, буквально на следующий день, пошёл в российское консульство в Берлине, и попросил новый паспорт. Мне нужно было ещё месяц ждать, чтобы мне его дали, чтобы я вернулся домой. Дальше я считал не просто дни, я считал часы. Я понимал, что я больше здесь быть не могу. И, конечно же, на волне того, что было движение только на Запад, любой ценой зацепиться за Европу, сделать какой-нибудь себе паспорт моряка, сесть там и не возвращаться, я вернулся в Кемерово, меня все считали идиотом, тряпкой, неудачником, который там не прижился».
«У всех было было очень много иллюзий по поводу того, что в Европе нас всех ждут. А как тут визу получить? Ну никак. Абсолютная авантюра. У нас за год до этого в Кемерово были немцы из ГДР, они приезжали работать. И мы познакомились с этими ребятами. А потом ГДР закончилась, стену снесли, но ещё можно было в девяностом году приехать с обычном советским загранпаспортом без визы. Мне пришла в голову коварная мысль приехать в ГДР и перейти в ФРГ. Мы прибыли в ГДР, когда уже американцы, англичане убрали с пропускных пунктов своих военных. То есть чекпойнт Чарли, знаменитый американский пропускной пункт между Восточным и Западным Берлином, был пуст», — рассказал Гришковец.
Потом он узнал, что можно прийти в голландское представительство Красного креста, рассказать о мучениях на родине и получить документы на проживание: «Мне было стыдно и неудобно говорить так, потому что мне не было плохо в Кемерово. И в Советском Союзе мне тоже не было плохо. Я просто хотел, чтобы было ещё лучше. Мне же было там 23 года. И вот они внимательно выслушали. Я говорил, что да, вот мне грустно, я еврей, есть антисемиты. И они говорят: "А как часто вы ходили в синагогу?" И я так радостно сказал: "Я ни разу в жизни не был в синагоге!» Потому что мне не нужно было врать. Они говорят: "Почему?" Я говорю: "А в Кемерово нет синагоги!" Они меня пожалели, после этого забрали документы и выдали временную бумагу о пребывании. И дальше я мог двигаться уже».
Чтобы заработать на жизнь, Евгений наносил на себя серебряную краску и стоял неподвижно на улице, как будто он памятник, изредка оживая и тем самым развлекая прохожих. На заработанные деньги он мог позволить купить себе еду и одежду, а также помогать финансово таким же эмигрантам, как он сам. Были и другие способы заработка: «Ещё мы подрабатывали тем, что покупали в супермаркете пиво, заходили в кафе вечером и просили отдать оставшийся лёд, который там для рыбы, например, был. Они давали нам лёд, мы всыпали его яму, ну и за ночь пиво охлаждалось. И с утра в воскресенье мы в парке продавали это пиво в несколько раз дороже».
Однако как только Евгений получил документы и удостоился права легально находится на территории Германии, необходимость в этом отпала: «Я сразу же осознал, что всё, я тут навсегда. В свои 23 года я отчётливо понял, что неважно, сколько быть эмигрантом, всю жизнь или одну минуту, так будет навсегда. И я ужаснулся тому, что я совсем не хочу здесь быть. И я сразу же, буквально на следующий день, пошёл в российское консульство в Берлине, и попросил новый паспорт. Мне нужно было ещё месяц ждать, чтобы мне его дали, чтобы я вернулся домой. Дальше я считал не просто дни, я считал часы. Я понимал, что я больше здесь быть не могу. И, конечно же, на волне того, что было движение только на Запад, любой ценой зацепиться за Европу, сделать какой-нибудь себе паспорт моряка, сесть там и не возвращаться, я вернулся в Кемерово, меня все считали идиотом, тряпкой, неудачником, который там не прижился».