Что не так с намерением Пашиняна отделить «реальную» Армению от «исторической»
Предлагаем вашему вниманию статью главного редактора журнала «Россия в глобальной политике», председателя Совета по внешней и оборонной политике Федора Лукьянова, опубликованную на сайте журнала «Профиль».
Фёдор Лукьянов
Премьер-министр Армении Никол Пашинян сделал интересные заявления, представляя в парламенте отчет о деятельности правительства за прошлый год. Происходящее между Ереваном и Москвой он назвал переходом от «исторических армяно-российских отношений к реальным». И это часть более общего процесса – «демаркации между реальной и исторической Арменией», которые «не только несовместимы, но и создают серьезные угрозы друг для друга».
Тема российско-армянских отношений, быстро меняющихся с прошлого года, рассматривается у нас сквозь призму противоборства России и Запада. Причины понятны, и армянское руководство содействует такой трактовке, охотно демонстрируя новые приоритеты. Однако Пашинян придает изменениям больший масштаб, говоря о выборе не между геополитическими ориентациями, а между прошлым и будущим. Под прошлым же, если судить не только по свежим высказываниям, но и по действиям, совершенным как минимум за последний год, он понимает не ориентацию на Россию, а весь комплекс культурно-исторических представлений, свойственных национальному сознанию.
Реальность против истории
В том же выступлении Никол Пашинян назвал сохранение образа «исторической Армении» гарантией того, что у «стран, имеющих амбиции по отношению к Армении», всегда будет повод и объяснение для агрессивной политики. А вот «международно-признанная граница реальной Армении является ограничивающим фактором для аппетитов». Ну и замыкая тему отношений с Россией: «Наше видение исторической Армении всегда будет приводить нас в ловушку геноцида, где нам всегда будет нужен спаситель, без которого мы не сможем существовать, а страх геноцида всегда будет держать нас в статусе форпоста».
Сказано изящно. Приземляя эти формулы на текущую ситуацию, понимать их надо как призыв к максимальному прагматизму: сбросить отягчающие обстоятельства (читай: спорные территории), чтобы иметь наибольшую уверенность в неприкосновенности остающегося. Сам Пашинян, правда, честно признаёт: уступки не гарантируют отсутствие дальнейших притязаний, но вот упорство их точно спровоцирует.
Звучит не очень убедительно. Можно вспомнить, что еще четыре-пять лет назад Пашинян выступал с противоположных позиций, охотно обращаясь и к истории, и к национальным травмам для достижения нужного эффекта. Но советы и оценки со стороны значения здесь не имеют. После потери Карабаха Пашинян и его команда не столкнулись с риском утраты власти или даже сколько-нибудь массовым возмущением. Из чего следует, что большинство населения к вновь обретенному минимализму премьер-министра относится либо с пониманием, либо индифферентно. А это дает ему основания продолжать гнуть выбранную линию. Так что сторонним наблюдателям стоит попробовать взглянуть на нее не с точки зрения отношений Армении с теми или другими игроками, а как на отдельный феномен современного международного развития.
Нация через колено
Начать надо с того, что Пашинян – не первый государственный деятель на Южном Кавказе, готовый во имя будущего кардинально отсечь мешающее прошлое. Аналогичную задачу ставил третий президент Грузии Михаил Саакашвили, прослывший в середине 2000-х образцом эффективного реформаторства. Сам он в разные времена сравнивал себя с Ли Куан Ю и Ататюрком, подчеркивая их роль в создании новых наций.
Саакашвили не скрывал неприязни ко всему, из чего складывался ни с чем не сравнимый грузинский социально-культурный флёр, поскольку последний плохо увязывался с неолиберальными преобразованиями. Результат почти десятилетнего эксперимента вышел двойственный. С одной стороны, напор дал эффект: даже недруги Саакашвили признают, что он добился заметного прогресса в трансформации грузинского госаппарата. С другой, превращение грузин в «сервисный народ», чтобы, избавившись от присущего нации гонора, обслуживать «сервисную экономику», как теперь говорят, «не зашло». Общество отвергло реформатора с прогрессорско-жандармскими методами, его политический закат был воспринят с облегчением. К чести страны и ее активного класса, из попыток расстаться с «исторической Грузией» были извлечены верные уроки, суть которых – ломка через колено ни к чему хорошему не ведет, будь то вопросы социально-экономические или (гео)политические.
Одним из элементов курса Саакашвили была попытка сделать вид, что страна может предпринимать действия, не оглядываясь на окружающие реалии. Лозунгом тогда фактически стала фраза яркого и талантливого предпринимателя-либертарианца Кахи Бендукидзе, перебравшегося в Тбилиси, чтобы возглавить процесс экономических реформ. Говоря о связях с Россией, страдавших от межгосударственных потрясений, он призвал просто забыть об этой стране, ее рынке и возможностях: представьте себе, что там море, а мы должны строить свою экономику, ориентируясь на остальных, заодно повышать конкурентоспособность. Данный рецепт не принес хороших результатов в экономике, а в политике (Саакашвили в какой-то момент решил вести себя с Россией в таком духе) привел к войне и тяжелым последствиям.
Экстраполировать опыт Грузии нулевых на Армению 2020-х едва ли корректно, ситуация и в мире, и в регионе, и в стране сильно отличается. Да и фигуры, равной по разрушительной силе Михаилу Саакашвили, в Армении, кажется, нет. Но один полезный вывод сделать стоит: отказ от социально-политической традиции – процесс мучительный и рискованный. Даже будучи отброшенной, она имеет свойство возвращаться, как бумеранг. А неумелое обращение с этим оружием опасно прежде всего для его обладателя.
На страх и риск
Обратившись к опыту Грузии, можно провести еще одну параллель. Социальные эксперименты Саакашвили разворачивались на фоне наступательной политики США и ЕС на постсоветском пространстве и при их активной поддержке. Тбилиси, правда, фатально просчитался, решив, что эта поддержка подразумевает даже военные гарантии в случае конфликта с Россией. В остальном же западные столицы всерьез ожидали скорого переоформления всего геополитического ландшафта в пользу евроатлантических институтов. Эпоха «цветных революций», параллельно с которыми осуществлялся курс «продвижения демократии» на Ближнем Востоке, стала пиком участия Запада в прямом переустройстве территорий к югу и востоку от атлантического ареала. В этом смысле Михаил Саакашвили, развесивший по всей стране флаги Евросоюза и НАТО, имел некоторые основания ожидать форсированного сближения и закрепления «неисторической» Грузии в другом геополитическом сообществе. Впрочем, ставка не сыграла по двум причинам – из-за необузданных порывов тбилисского начальника и роста числа проблем, на которые стала натыкаться западная политика в целом.
Нынешняя обстановка напоминает тогдашнюю разве что противостоянием России и Запада, острота которого кратно усилилась. Однако если тогда Тбилиси мог рассчитывать на системную (хотя и не безграничную) поддержку, сейчас Еревану никто ничего предметного обещать не может. Все силы брошены на другое направление. И хотя перетягивание Армении на западную сторону стало бы демонстративным успехом антироссийской коалиции, брать на себя какую-либо ответственность никто не собирается.
То есть Армении предлагается двигаться в сторону «коллективного Запада» на свой страх и риск, а с собой разрешено принести только одну проблему – российскую. Что же касается его главной проблемы – мирного договора с Азербайджаном и урегулирования отношений с Турцией, то тут Еревану придется полагаться на себя. От российских услуг отказались, услуги со стороны ЕС и США исчерпываются поощрительными возгласами.
Если смотреть на положение дел под таким углом, то смирение и покладистость Пашиняна объяснимы – Еревану рассчитывать не на кого, а собственный ресурс по отстаиванию линий ограничен. В этом месте можно вступить в горячий спор о том, как страна дошла до жизни такой, кто виноват в упадке обороноспособности и в какой степени могли (или не могли) заместить ее недостаток союзники (армянское руководство, понятное дело, упрекает их, прежде всего Москву, в отсутствии помощи в критический момент, в ответ звучат возражения от очень резонных до публицистических). Как бы то ни было, исходить сейчас нужно из имеющихся реалий. И для обоснования необратимости таких реалий как раз требуется линия аргументов, предложенная Николом Пашиняном, – отказ от амбиций и исторических интерпретаций ради умиротворения с соседями. Поможет ли это?
Против течения
Наиболее интересный аспект высказываний премьер-министра Армении заключается в том, что он отважно двинулся вразрез тренду, в рамках которого развивается сейчас мировая политика. Пашинян предлагает отбросить исторические фантомы, висящие, как гири, на ногах современной государственности, и заняться ее развитием. Такой, какая она по факту сложилась.
Идея не новая и здравая. В Европе и окрестностях масса государств живет в границах, не соответствующих их историческим или морально-этическим представлениям о себе. Это продукт многочисленных войн и колониальных переделов. Можно углубиться в восстановление исторической справедливости, там и сгинуть. А можно обустроить новое пространство обитания на благо собственного народа. Собственно, один и тот же народ имеет обыкновение в разные периоды предпринимать разные действия – то первого, то второго рода. Важно находиться в резонансе с общими тенденциями.
Так вот эти тенденции сейчас минималистскому прагматизму не вполне соответствуют. В предшествующие десятилетия умеренность и аккуратность, ставившие во главу угла процветание и безопасность граждан, считались для небольших и средних государств наивысшей добродетелью. Крупные же державы брали на себя гласное или негласное обязательство способствовать такому образу действия, гарантировать статус-кво через формальные и неформальные институты. Таков был консенсус в период между деколонизацией и кризисом глобального либерализма. Откровенные смутьяны, желавшие территориальный статус-кво менять, руководствуясь собственными представлениями о должном, получали отпор. Правда, после холодной войны эксцессов становилось все больше, что было связано с распадом ряда крупных государств (СССР, Югославия, африканские страны), там консенсус заключался в поддержании административных линий распада, сколь бы искусственными они ни были.
Сейчас наступил другой этап. По мере схлопывания глобального универсализма повсеместно пробуждаются национально-исторические чувства. История обращается в важнейший политический инструмент, причем, что интересно, – как для охранителей, так и для прогрессистов. А то, что недавно считалось табу, довольно быстро перемещается в разряд допустимого. Силовое решение территориальных и пограничных проблем, где оно возможно, встречает все меньше институционально-политических препятствий. А самобытное национальное чувство все чаще становится неотъемлемым элементом государственного переустройства – к лучшему это или к худшему.
Это означает, что желание Армении руководствоваться принципом разумной умеренности, вероятно, вступит в диссонанс с намерениями других, того же Азербайджана. А при маловероятном, но не невозможном развитии событий – также Турции и Ирана. Речь не о том, что кто-то будет ненасытно захватывать чьи-то территории (это не обязательно), скорее, о выстраивании иерархии отношений. Армении, как предполагается выше, опираться в данной коллизии не на кого, а ближайший к ней представитель «коллективного Запада» – это Турция. И не исключен сценарий, при котором предлагаемая Пашиняном демаркация между реальной и исторической Арменией заставит «демаркировать» из реальности самое сокровенное для армянского самосознания – память о геноциде. Зато кардинально исправятся отношения с важнейшим соседом.
Эти размышления наверняка покажутся людям, знающим предмет, поверхностными и умозрительными, с чем автор горячо соглашается. С одной лишь оговоркой – по степени поверхностности и умозрения они не превосходят аргументов, которые выдвигает руководитель Армении. Попытки сконструировать удобную для себя схему в эпоху общемировых перемен обречены на неудачу. Как сказал Никол Пашинян, необходимый процесс демаркации «между реальной и исторической Арменией гораздо более болезненный, потому что это демаркация происходит внутри каждого из нас». Если вдуматься в этот образ, картинка получается какая-то зловеще физиологическая – каждому предлагается, несмотря на боль, исторгнуть из себя историческое. Что останется после такой операции, пока представить не получается.
P.S. С переходом армяно-российских отношений от «исторических» к «реальным» все проще, чем с препарированием памяти. Не будет «исторических», скорее всего, посыплются и «реальные». Вообще-то это никому не нужно, ибо выгоду извлекают обе стороны. Но тут уже коса армянской демаркации найдет на исторический русский камень – мы-то ничего не демаркируем...