Детский омбудсмен – о травле в школах Приморья, неумении дружить и о правиле “трусиков”

Ольга Романова рассказала, как и от чего нужно защищать наших детей

Тематическая иллюстрация. Фото: ИА PrimaMedia

Каждый случай нарушения прав ребенка, попавший в информационное поле, вызывает в обществе серьезный резонанс и широкое обсуждение. Не успело Приморье выдохнуть после ситуации в Находке, где учитель ударила ученика, как новый скандал, уже во Владивостоке — с оскорблением учащихся. А истории с буллингом знакомы почти каждому взрослому, ведь большинство в детстве так или иначе сталкивались с травлей сверстников. У кого-то глаза не такие, у кого-то походка не та, а кто-то просто фигурой не вышел. Как быть и как с этим бороться, как защитить детей от деструктивного поведения как ровесников, так и взрослых, корр. ИА PrimaMedia рассказала уполномоченный по правам ребенка в Приморском крае Ольга Романова.

— Ольга Владимировна, по опыту работы в СМИ мы видим, что новости о нарушении прав детей — одни из самых острых и комментируемых. Вся эта информация стекается к вам, в аппарат уполномоченного. С какими же вопросами к вам чаще обращаются жители Приморского края? 

— Обращения к нам поступают ежедневно — по телефону, на горячую линию уполномоченного, посредством писем, через личный прием. Темы совершенно разные. За 3 года, что я работаю в этой должности, лидируют обращения, касающиеся нарушений прав детей по вопросам получения дошкольного и общего образования. Но спектр обращений широк, по большому счету, это все, что связано с жизнью ребенка. Его здоровье, безопасность, жизнь, имущественные права, права на получение социальной помощи, на отдых, на труд, получение алиментов — все это является объектом пристального внимания уполномоченного. Например, сейчас мы активно работаем с темой безопасности детских площадок. Жители со всего Приморья присылают на горячую линию уполномоченного фотографии тех детских площадок, где находятся небезопасные для здоровья ребенка элементы.

Ольга Романова. Фото: пресс-служба правительства Приморья

Обращаются не только родители, но и неравнодушные граждане, сами ребята. Случалось, когда подростки говорили о том, что их друг или подруга находятся в тяжелом, по их мнению, психологическом состоянии, поэтому они просили меня поговорить с ним. И это правильно! Я прошу всех не оставаться равнодушными.

— Вы говорите, что большая часть обращений именно из области образования. Можете привести примеры? 

— Если мы говорим о дошкольном образовании малышей, то это истории с получением путевки. Нередки случаи, когда родители получают путевку в дошкольное учреждение, которое находится очень далеко от места проживания. Здесь мы работаем индивидуально с каждой историей. Погружаемся в обстоятельства, обращаемся в органы исполнительные власти с вопросом о том, есть ли возможность исправить ситуацию. В ряде случаев такая возможность находится, а иногда нет — по объективным причинам, когда все места в детсаду заняты. Так, на днях к нам обратилась жительница Владивостока, которая собирается переезжать в Надеждинский район. Мест в детсаду нет, но летом традиционно многие дети не посещают детсад по причине отпусков родителей и отъездов. Поэтому пока мы предложили вариант временного устройства ребенка в детсад поближе к месту жительства. И уже в сентябре, когда в Надеждинском районе будет введен в эксплуатацию новый детский сад, туда перейдут детки, к которым он ближе, а ребенок, о котором мы говорим, получит путевку в нужный им сад. Да, на данный момент все места заняты. И если бы просто мы перенаправили обращение в курирующее ведомство в этой ситуации, то заявитель получил бы абсолютно обосновано отказ. Потому в ручном режиме вместе ищем и находим варианты, чтобы права ребенка не были нарушены. Я очень рада, что нам с коллегами из Надеждинского муниципального района получилось эту ситуацию решить.

— Какие еще обращения поступают? 

— По итогам 2022 года на втором месте по количеству обращений в адрес уполномоченного вышли обращения по защите имущественных прав. Это истории про жилье — про расселение, про выделение долей, про использование материнского капитала, про вступление в наследство.

Я хочу поделиться историей, которая уникальна даже в рамках РФ. К нам поступило анонимное обращение о девочке-сироте. В три года ребенок был передан органами опеки и попечительства в семью, где она прожила 12,5 лет. К сожалению, приемная мама умирает, а папа буквально через две недели пишет отказ от того, чтобы быть приемным родителем. И ребенок, для которого вся жизнь прошла в семье, в которой были братья, сестры, племянники, мама и папа, вдруг оказался в центре содействия семейному устройству как ребенок-сирота. Заявитель сообщил, что мама бы точно не хотела такой судьбы этой девочке, что она считала ее своим ребенком. Срок, когда можно было заявить свои права, истекал через два дня. Мы предприняли меры, чтобы девочка появилась у нотариуса и сказала, что да, она рассчитывает на признании ее наследником. И это был первый шаг в этой большой и длинной истории, она продолжалась 1,5 года.

Подчеркну, что по договору о приемном родительстве не предполагаются претензии имущественного характера с обеих сторон. То есть приемные родители не могут претендовать на имущество ребенка, которого они приняли в семью, точно так же как приемный ребенок не может претендовать и заявлять свои права на имущество приемных родителей — это одна составляющая юридической коллизии. А другая — этому ребенку его родители абсолютно точно обеспечивали детство не только за счет тех средств, которые выделяло государство. Он для них был родным. Мы обратились в суд для признания факта нахождения на иждивении, чтобы получить основания для включения в состав наследников. Прошли несколько судов, завершилось все мировым соглашением — сторона согласилась с нашими доводами.

Да, девочка по-прежнему живет в центре семейного устройства, но она была признана равноправным наследником. И хотя бы имущественно мы чуть-чуть компенсировали тяжесть ситуации, в которой она оказалась по жизненным обстоятельствам.

Работа уполномоченного — это большой объем профилактической работы по детской безопасности. Для меня это, честно говоря, в приоритете. Потому что очень хочется, чтобы у нас не погибали дети от несчастных случаев, не было фактов, когда ребенок пытается свести счеты с жизнью. Это каждодневный труд.

Самая важная задача — обеспечить базисное важное право ребенка жить и воспитываться в семье. Известно, что многие беды, с которыми ребенок сталкивается в разном возрасте, могут быть предотвращены в семье. Но не всегда у детей сохраняются родители. Это очень болезненная тема, потому что касается, наверное, каждой второй семьи. Сегодня у нас огромное количество семейных споров и недопонимания, заложниками которого становятся дети. Родители из благополучных, но вступают в конфликт между собой, манипулируют детьми, стараются друг друга уязвить, борются за право общения, не понимая, что мир ребенка в этот момент рушится, что в любом возрасте он глубоко травмируется этими обстоятельствами.

Когда мы говорим об агрессии, о школьной травле, то ведь источником может быть ребенок, который подвергался психологическому насилию или у которого в жизни была психологическая травма, например, развод родителей. Это очень часто надламливает психику ребенка, и он пытается что-то компенсировать самоутверждением за счет другого человека. Психологи в школе часто разбирают конфликтные ситуации по факту, но важно понимать, что причина может быть заложена несколько лет назад определенными жизненными обстоятельствами. Кстати, мы не участвуем в судах об определении порядка общения или определении места жительства ребенка после развода.

Мы не можем встать на сторону мамы или папы, мы всегда на стороне ребенка. А ребенку важно, чтобы родители договорились о том, каким образом они будут его воспитывать, если уж семья раскололась.

Отдельный пласт нашей работы — несовершеннолетние, оставшиеся без попечения родителей. Есть очень серьезные ситуации. К примеру, в прошлом году несколько воспитанников центров содействия семейному устройству совершили преступление. Они достигли возраста привлечения к уголовной ответственности — 15 лет. Пока идет следствие и нет решения суда, они находятся в СИЗО. Часть из них — девочки, одной из них 16 лет, и она ждет ребенка. Совместно с руководством СИЗО, с ГУФСИН мы принимаем все меры, чтобы обеспечить условия для сохранения здоровья девочки и ее будущего малыша. Очень важно быть на связи с ребятами и стараться помочь даже в такой ситуации. Жизнь продолжается. А после того, как они понесут наказание, важно вернуть их в социум, и не допустить подобных историй в будущем.

— Есть ли взаимосвязь — чем больше разводов, тем напряженная детская среда, тем больше в ней агрессии, недопонимания, токсичности? 

— Для меня формула немного другая — чем больше разводов, тем больше травмированных психологически людей, и маленьких, и больших.

Все, что касается агрессивности детей, не обольщайтесь, это не дети плохие. Такое состояние дети зеркалят. Прислушайтесь к собственным диалогам на кухне, или когда вы встречаете инспектора ДПС, когда вам кто-то не уступил дорогу, занял место на парковке. Что произносите в этот момент? Ребенок вроде в гаджете сидел, но он все видит, слышит и понимает, что нужно жить обороняясь. Наше состояние агрессивности по отношению к внешнему миру тотально. Эти установки из 90-х: человек человеку — волк, каждый сам за себя, проблемы другого нас не интересуют — сегодня мы пожинаем плоды этих установок. Дети разучились дружить, потому что разучились дружить родители. Взрослые педагоги не всегда могут научить дружить в классе, потому что каждый ребенок живет в установке, которую привили родители, что прежде всего твои интересы, а потом уже остальных, защищайся сам и так далее. Это все — отражение, на 80% ребенок — это ваше зеркало.

Когда взрослые говорят: “Мы его таким не воспитывали”, — то вы себя обманываете. Вы его таким воспитывали. Многие вещи, которые происходят с детьми — это ваша ответственность.

— Вернемся к школьной среде. 

— Это боль и определенная системная проблема. Обращения, касающиеся школьной травли, мы разделяем на несколько подптипов. Но в основе всегда лежит некий конфликт.

Одна история, когда это конфликт между сверстниками, между одноклассниками. Вторая — когда родитель поспорил с учителем, не сошлись во мнении, и ситуация конфликта между взрослыми проецируется на отношение педагога к ребенку, учитель создает условия, при которых пребывание ребенка в классе невозможно. А есть сценарии, когда люди уставшие, выгоревшие, выражают свое отношение к ребенку. То есть когда источником и инициатором травли становится педагог. Хотя назвать его педагогом не могу, специалист, работающий с детьми в школе.

Алгоритмы нашей работы зависят от сценария. Ситуации с профессиональной деформацией самые тупиковые и не подлежат урегулированию. Из 10-ти подобных случаев только однажды быстро решилось. Когда взрослый услышал меня и посмотрел на ситуацию глазами ребенка, который воспринимал отношение педагога как предвзятое в течение нескольких лет, пока организм не дал сбой. Что он чувствует, приходя на урок. Педагог понял свою ошибку и моментально все исправил в диалоге с ребенком.

Или другая история. Ко мне обратился подросток, сказал, что он не может ходить в школу, потому что учитель на него смотрит. Да, формулировка нейтральная, но если встать на место этого ребенка? Вы сможете что-то делать, если на вас все время пристально смотрят? Вы наверняка будет чувствовать себя как минимум неловко. А если это происходит на протяжении длительного промежутка времени, то начинаются психологические проблемы. Мы нашли вариант для этой девочки, с ней сейчас на связи. Она учится хорошо, у нее просто этот предмет ведет другой учитель.

Важно понимать, что каждый имеет право ошибиться. Вопрос в том, как мы с этими ошибками дальше работаем.

А когда в Находке было допущено рукоприкладство по отношению к первокласснику? В моем личном понимании мира, человек, который перешагнул границы профессиональных, этических норм, не должен работать с детьми. История про физическое соприкосновение учителя с учеником — это недопустимая история. Здесь нужно взять тайм-аут, отдохнуть, обратиться за помощью или уйти. Что-то нужно сделать с собой, потому что это проблема педагога, а не проблема ребенка в том, что он какой-то не такой по мнению взрослого.

Если ты понимаешь, что ты ошибся, то ты очень быстро эту ошибку устранишь, сделаешь выводы и получишь некий опыт. Если ты ее не признаешь, то дальше будет, если возьмем школьную ситуацию, то она развивается по одному и тому же сценарию. Например, это одинаково, когда возникает конфликт между родителями и учителем, или ситуация, когда

Все кто ждет победы переходим на сайт ПЕРЕЙТИ

— А если учитель не видит в этом проблемы? 

— В этом и есть проблема. В случае с школой №11 в Находке было проведено расследование, факт признан. Согласно законодательству, директор имеет право уволить сотрудника или применить к нему меры дисциплинарного взыскания. В данной ситуации был выговор, а следовательно человек был лишен стимулирующих выплат. Понятно, что другого учителя в середине года директор не смог бы найти, учителя не стоят в очередь на трудоустройство, к сожалению.

Но есть и другая история, когда учитель, которому влепили выговор, обращается за помощью к другим родителям. А дальше происходит деформация родительского сообщества, потому что на первое место становятся не интересы ребенка, не его защита, а родители стремятся защитить учителя. И у директора очень сложная ситуация, и у уполномоченных органов, которые несут ответственность за деятельность.

Говорю не как уполномоченный, а как человек: если вы чувствуете, что не выдерживаете эмоционально и поднимаете руку на ребенка, то не нужно работать.

Во-первых, когда вы это делаете, вы травмируете не только этого ребенка, но и всех детей, которые это видят. Во-вторых, вы дискредитируете статус педагога, вы подводите своих коллег. Лучше честно уйти, чем оставаться, чем привлекать родителей, чем устраивать спорные ситуации, привлекать внимание общественности, выходить в соцсети и говорить, что этот ребенок виноват, его родители неправильные, а у нас все хорошо. Это нечестно и травмирует детей, у них формируется модель поведения. Они понимают, что можно подобным образом действовать дальше. И если мы сейчас говорим о начальной школе, то в среднем звене, поверьте мне, ребята вырастут и будут применять эти меры по выдавливанию своего сверстника из коллектива, используя алгоритм, который взрослые заложили в начальной школе. Это ситуация с последствиями.

– Совсем недавно вы в своих соцсетях описывали резонансный случай, но уже во Владивостоке, где директор поступил иначе. Получается, нет унифицированных методов? В Находке был удар, и учитель остался работать. А здесь были оскорбления, и учителя уволили.

— Не совсем так, учитель ушел на больничный. Увольнение только произойдет. Здесь нет универсальных решений. Каждая школа — это маленькое государство. У каждой школы есть свой свод правил. В некоторых организациях таких ситуаций не возникает в принципе, потому что есть четкая и жесткая позиция директора — у нас такого не будет. И если об этой позиции знают родители, ребята с самого 1-го класса, все учителя, тогда не будет происходить случаев с травлей, буллингом и прочим.

— Если говорить о фиксации, которую вы упомянули, то родители иногда сами пытаются разобраться в конфликте детей друг с другом или детей с учителями. И предлагают поставить видеокамеры в классах. Какие здесь возможности есть у родителей? 

— Иногда бывает, что дети давным-давно помирились, а родители все еще на тропе войны, и родительский чат — это место сведения счетов и создания кланов друг против друга. Как в этой ситуации с родителями работать? Наверное, взяться за голову и сказать самим себе, что подобными действиями мы вредим нашим детям. Они помирились, давайте и мы оставим ситуацию в прошлом и извлечем из этого уроки.

Что касается камер, то поскольку родитель является полноправным участником образовательных отношений, он вправе этот вопрос поставить перед директором.

В каких целях это будет осуществляться, за чей счет — это тоже вопрос не сиюминутный. Если это вопрос безопасности образовательной организации, то камеры можно установить за счет бюджетных средств. Если родители решат это приобрести камеры за свой счет, то это должно быть официальным решением образовательной организации. Здесь масса нюансов: где будет установлена, на какой компьютер заведено, кто будет отсматривать, где будет сервер находиться. Я знаю коллективы, где подобные вещи уже давным-давно родители решили, причем не за счет дорогостоящего оборудования, а с помощью обычной веб-камеры. Все возможно. Главное, чтобы все были с этим согласны. Если хоть один родитель будет против установки камер, то это решение нельзя будет принять. В моей практике подобные случаи есть. Достаточно часто против фиксации выступает учитель. В любом случае, без директора вы не сможете решить эту ситуацию. Учитель тоже имеет право оказаться, наверное, пока это не принято локальным нормативным актом внутри самой организации. Не нужно вступать в конфликт. Нужно попытаться договориться, объяснить и прийти к какому-то понимаю с обеих сторон.

— Весной видели ряд событий: детские драки между собой, дети нападают на прохожего… Как вы работаете с такими ситуациями? 

— Общий рост агрессии фиксируется, особенно в подростковой среде. На мой взгляд, это объясняется ростом агрессии в целом в обществе и ростом эмоциональной напряженности. Напряженность растет, а вот каким образом снимать это напряжение, мало кто из взрослых это знает, а уже дети тем более не умеют справляться с этим состоянием.

В каждой резонансной ситуации причины разные.

Следует понимать, что подростковый возраст — это самый длительный кризисный период. Дети очень остро реагируют на ситуацию несправедливости.

Например, ситуация в одной из школ Владивостока, когда девочку, у которой умер папа, другая девочка назвала словом, связанным с тем, что у нее нет отца. Это очень болезненно воспринимается и другими детьми в том числе. Дети-подростки стремятся установить справедливость, это особенность подростковой психологии. И они это делают теми способами, о которых знают. Кто-то бьет, кто-то оскорбляет. Я никогда не оправдываю никого в таких ситуациях, но я понимаю почему это может произойти — возраст, предпосылки, есть и то, что остается за кадром. Когда ты начинаешь разбираться в этой ситуации, ты понимаешь, почему так поступили.

Что касается фактов съемки, то это опять же особенность подросткового возраста. Они фиксируют, самоутверждаются. Один бьет, потому что границы у него не сформированы в семье, возможно, к нему самому применяли физическое насилие. Для него это допустимо. А есть те, кто либо боится этого человека и хочет завоевать его доверие, чтобы никогда не оказаться на месте вот этой жертвы, либо считает, что он таким образом заработает лайки. Для детей это важно, это их мир, мир их сверстников.

Подросток последствия своих действий не понимает. Он не понимает, что абсолютно точно будет стоять на учете в подразделении по делам несовершеннолетних, что это правовая история, что в его репутации будет пятно. Об этом могут думать родители, но уже поздно, уже всё произошло. Поэтому нужно формировать границы допустимого и недопустимого в соответствующий период взросления ребенка — начиная с 3-х лет, а не когда он стал подростком.

— Еще одна, возможно, даже более тяжелая тема, касается половой неприкосновенности детей. По отчету МВД по Приморскому краю за прошлый год есть неутешительная динамика.

— Это катастрофа, потому что динамика скачкообразная, почти в 2 раза. Но рост может наблюдаться не только из-за фактического роста деяний, а потому, что мы учимся их выявлять. И это хорошо, потому что каждой жертве, которая стала объектом для подобных посягательств, абсолютно точно нужна психологическая помощь. Это еще одни травмирующие обстоятельства, которые остаются с человеком на всю жизнь и могут ему всю жизнь мешать.

Взрослые не всегда знают, что Уголовный Кодекс РФ предусматривает пять статей, описывающих разные деяния, разной степени тяжести. По четырем из них у нас происходит рост. Почему? В основном потому, что родители совсем не разговаривают на эту тему со своими детьми. А ведь родитель и только родитель может и должен говорить на тему интимной безопасности со своими детьми. И это не про половое просвещение, не про половое воспитание. А о системе ценностей и личной интимной безопасности человека.

Диалог нужно начать с того самого возраста, когда дети начинают интересоваться, чем мальчики отличаются от девочек.

Это происходит примерно в 3 года, в детском саду — они начинают изучать друг друга, и в этом нет никакого извращения, это абсолютно естественное поведение детей. И нужно им объяснять на понятном для них языке, что это за органы, для чего они предназначены и как их защищать.

Самый простой вариант, любой человек сможет это объяснить своему ребенку — это правило нижнего белья. Что те зоны, которые мы закрываем нижним бельем, нуждаются в особой защите, потому что они предназначены для того, чтобы взрослые люди, когда они станут взрослыми, смогли родить ребенка. Поэтому сейчас надо с самого маленького возраста их защищать. Прикасаться к этим частям тела могут только родители и доктор по разрешению родителей. И больше никто. В правиле всего пять пунктов, но даже если хотя бы вот эти два момента вы детям начнете проговаривать, то очень многие беды могут потом с ними не произойти, потому что они будут знать как реагировать на прикосновения постороннего человека, даже не к этим органам, а в принципе на прикосновения. Что нужно об это обязательно сказать — что это не стыдно, что ты не виноват. Родители должны знать, как в этой ситуации поступать.

Очень часто встречаешь стереотип — жертва сама виновата. Например, а зачем ты короткую юбку надела. Нет. Жертва не виновата в том, что она стала объектом насилия. Это аксиома — виноват насильник.

Еще одна категория преступлений, когда несовершеннолетние совершают определенные действия по отношению к другим несовершеннолетним, возрастом помладше. Им никто не сказал, что этого делать нельзя, что это преступление, что ты не можешь прикасаться к телу другого человека. Они в Интернете видят много такого контента и считают, что это просто такой способ взаимоотношений, пытаются пробовать.

Когда с детьми не говорят на эту тему, они не знают, что это особая категория участков тела. Случается, что какие-то посторонние люди через социальные сети вовлекают детей, например, в съемки своего тела. Нет физического контакта, но преступление произошло — развратные действия, статья 135 УК РФ. Но ребенок не знает, что это преступление, родители ему об этом не говорили. Или фото отправляют девочки, которые желают понравится мальчикам. Это не извращение, это особенности подросткового возраста.

Повторяю, информацию об интимной безопасности ребенок должен получить от родителей. Главное, это не должно быть табуированной темой в семье. Но нужно понимать, что с 5-летним ребенком это одна беседа, а с 10-летним другая. Есть литература, где психологи, психотерапевты по полочкам описали, как говорить с ребенком на такие щекотливые темы.

— Может быть, уроки по половому воспитанию в школах нужно не для детей проводить, а для родителей? 

— Можно и нужно, но и тут у всех разное понимание вопроса. Есть родители, которые считают разговоры на эту тему, особенно если в школе, пропагандой. В какой-то степени, наверное, их опасения оправданы, потому что всё зависит от того, кто говорит, как говорит, на каком языке и насколько ребята доверяют. Я бы тоже не делегировала это никому из посторонних, правда. Это возможность сохранить какие-то уникальные отношения между ребенком и родителем, даже когда он становится подростком и чуть-чуть отдаляется.

Люди, которые работают с этой категорией преступлений, проживают ад в каждом случае, когда они разбирают ситуацию. Потому что не укладывается в голове, что могут делать с ребенком двух, пяти лет.. За время работы на этом посту мы сталкивались с посягательством в отношении 1,5-годовалого ребенка! А самый юный человек, который проявил такой формат насилия, ему всего 10 лет. Очень часто и очень большое количество преступлений подобного рода происходят внутри семьи — отчимы, знакомые семьи, сосед, коллега родителей по работе… В случае с отчимами мама устраивает свою жизнь, поэтому очень часто они не становятся на защиту своих дочерей, считая, что дочь спровоцировала. Наши дети беззащитны в этом плане многократно. Ребенок не может знать вообще что ему делать. Маленькие дети считают, что это нормально — то, что к ним прикасаются. Девочки-подростки будут стесняться об этом говорить. Это преступление, которое может длиться годами. Такие факты тоже есть.

Случай из практики. К нам обратилась женщина за помощью в получении пособий. В ходе работы с ней выяснилось, что отец ее пятерых детей был человеком, который совершил преступление против нее самой, когда она была подростком. Да, он стал официально мужем, отцом… Но вскрылось и то, что он неоднократно совершал подобные преступления в отношении нескольких своих детей. Информацию мы направили в силовые структуры, была проведена проверка, суд дал ему 17 лет. Такое тоже бывает, к сожалению. И это родной отец. Страшно, но реальность. И нам нужно сделать всё, чтобы дети не оставались беззащитными. Не нужно бояться обращаться за помощью.

8 (800) 200-01-22 — это телефон доверия, которым могут пользоваться и дети, и взрослые, и педагоги. Когда ты не знаешь, как поступить, ты что-то подозреваешь, что что-то произошло с каким-то ребенком, не хочешь инициировать какие-то расследования, чтобы органы обратили внимание на эту семью, но ты переживаешь — позвоните. Это телефон анонимный, никто не спрашивает фамилию, имя и отчество, никто не фиксирует обратный номер. Он анонимный, бесплатный, конфиденциальный. В случае, если ребенку что-то угрожает, во-первых, вам дадут совет, что делать, а во-вторых, эта ситуация не останется без контроля и без последствий. Дальше уже без вашего участия другие уполномоченные органы вмешаются.

— Спасибо, Ольга Владимировна, за содержательную беседу.